ВРЕМЯ КОЛОКОЛЬЧИКОВ
НЕКОМУ БЕРЕЗУ ЗАЛОМАТИ
ТЕСТО
В ЧИСТОМ ПОЛЕ ДОЖДИ КОСЫЕ...
ПОЕЗД
ЛИХО
ВСЕ ОТ ВИНТА!
СПРОСИ, ЗВЕЗДА
СЛУЧАЙ В СИБИРИ
ГРИБОЕДОВСКИЙ ВАЛЬС
МУЗЫКАНТ
ОСЕНЬ
Как ветра осенние подметали плаху Солнце шло сторонкою да время стороной И хотел я жить. И умирал да сослепу, со страху Потому, что я не знал, что ты со мной Как ветра осенние заметали небо Плакали, тревожили облака Я не знал, как жить. Ведь я еще не выпек хлеба А на губах не сохла капля молока. Как ветра осенние да подули ближе Закружили голову. И ну давай кружить Ой-й-й да я сумел бы выжить Если бы не было такой простой работы - жить Как ветры осенние жали - не жалели рожь Ведь тебя посеяли, чтоб ты пригодился Ведь совсем неважно, от чего помрешь Ведь куда важнее, для чего родился Как ветра осенние уносят мое семя Листья воскресения да с весточки - весны Я хочу дожить, хочу увидеть время Когда эти песни станут не нужны.
Долго шли - зноем и морозами. Все снесли - и остались вольными. Жрали снег с кашею березовой. И росли вровень с колокольнями. Если плач - не жалели соли мы. Если пир - сахарного пряника. Звонари черными мозолями Рвали нерв медного динамика. Но с каждым днем времена меняются. Купола растеряли золото. Звонари по миру слоняются. Колокола сбиты и расколоты. Что ж теперь ходим круг-да около На своем поле - как подпольщики ? Если нам не отлили колокол, Значит, здесь - время колокольчиков. Ты звени, звени сердце под рубашкою! Второпях - врассыпную вороны. Эй! Выводи коренных с пристяжкою И рванем на четыре стороны. Но сколько лет лошади не кованы, Ни одно колесо не мазано. Плетки нет. Седла разворованы. И давно все узлы развязаны. А на дожде - все дороги радугой! Быть беде. Нынче нам до смеха ли? Но если есть колокольчик под дугой, Так, значит, все. Заряжай - поехали! Загремим, засвистим, защелкаем! Проберет до костей, до кончиков. Эй братва! Чуете печенками грозный смех Русских колокольчиков? Век жуем матюки с молитвами. Век живем - хоть шары нам выколи. Спим да пьем. Сутками и литрами. Не поем. Петь уже отвыкли. Долго ждем. Все ходили грязные. Оттого сделались похожие, А под Дождем оказались разные. Большинство - честные, хорошие. И, пусть разбит батюшка Царь-колокол - Мы пришли с чёрными гитарами. Ведь биг-бит, блюз и рок-н-ролл Околдовали нас первыми ударами. И в груди - искры электричества. Шапки в снег - и рваните звонче. Рок-н-ролл! Славное язычество. Я люблю время колокольчиков.
Уберите медные трубы! Натяните струны стальные! А не то сломаете зубы Об широты наши смурные. Искры самых искренних песен Полетят как пепел на плесень. Вы все между ложкой и ложью, А мы все между волком и вошью. Время на другой параллели Сквозняками рвется сквозь щели. Ледяные черные дыры. Ставни параллельного мира. Вы нам - то да се, трали-вали. Мы даем ответ - тили-тили. Вы для нас подковы ковали. Мы большую цену платили. Вы снимали с дерева стружку. Мы пускали корни по новой. Вы швыряли медную полушку Мимо нашей шапки терновой. А наши беды вам и не снились. Наши думы вам не икнулись. Вы б наверняка подавились. Мы же - ничего, облизнулись. Лишь печаль-тоска облаками Над седой лесною страною. Города цветут синяками Да деревни - сыпью чумною. Кругом - бездорожья, траншеи. Что, к реке торопимся, братцы ? Стопудовый камень на шее. Рановато, парни, купаться! Хороша студена водица, Да глубокий омут таится - Не напиться нам, не умыться, Не продрать колтун на ресницах. Вот тебе обратно тропинка И петляй в родную землянку. А крестины там, иль поминки - Все одно - там пьянка-гулянка. А если забредёт кто нездешний. Поразится живности бедной. Нашей редкой силе сердешной Да дури нашей злой-заповедной. Выкатим кадушку капусты. Выпечем ватрушку без теста. Что, снаружи все еще пусто? А внутри по-прежнему тесно ... Вот тебе медовая брага, Ягодка-злодейка-отрава. Вот тебе, приятель, и Прага. Вот тебе, дружок, и Варшава. Вот и посмеемся простуженно, А об чем смеяться - неважно. Если по утрам очень скучно, То по вечерам очень страшно. Всемером ютимся на стуле, Всем миром на нары-полати. Спи, дитя мое, люли-люли! Некому березу заломати.
Kогда злая стужа снедужила душу И люта метель отметелила тело, Когда опустела казна, И сны наизнанку, и пах нараспашку - Да дыши во весь дух и тяни там, где тяжко - Порвется в затяжку весна. Зима жмет земное. Все вести - весною. Секундой по векам, по пыльным сусекам Хмельной ветер верной любви. Тут дело не ново - словить это Слово Ты снова, и снова, и снова лови. Тут дело простое - нет тех, кто не стоит, Нет тех, кто не стоит любви. Да как же любить их - таких неумытых, Да бытом пробитых, да потом пропитых? Да ладно там - друга, начальство, коллегу, Ну ладно, случайно утешить калеку, Дать всем, кто рискнул попросить. А как всю округу - чужих, неизвестных, Да так - как подругу, как дочь, как невесту? Да как же, позвольте спросить? Тут дело простое - найти себе место Повыше, покруче. Пролить темну тучу До капли грозою - горючей слезою - Глянь, небо какое! Пречистой рукою сорвать с неба звезды Смолоть их мукою И тесто для всех замесить. А дальше - известно. Меси свое тесто Да неси свое тесто на злобное место - Пускай подрастет на вожжах. Сухими дровами - своими словами Своими словами держи в печке пламя, Да дракой, да поркой - чтоб мякиш стал коркой, Краюхой на острых ножах. И вот когда с пылу, и вот когда с жару - Да где брал он силы, когда убежал он?! - По торной дороге и малой тропинке Раскатится крик Колобка На самом краю овражины - оврага У самого гроба казенной утробы Как пара парного, горячего слова Гляди, не гляди - не заметите оба - Подхватит любовь и успеет во благо Во благо облечь в облака. Но все впереди, а пока еще рано, И сердце в груди не нашло свою рану, Чтоб в исповеди быть с любовью на равных И дар русской речи беречь. Так значит жить и ловить это Слово упрямо, Душой не кривить перед каждою ямой, И гнать себя дальше - все прямо да прямо Да прямо - в великую печь! Да что тебе стужа - гони свою душу Туда, где все окна не внутрь, а наружу. Пусть время пройдется метлою по телу - Посмотрим, чего в рукава налетело. Чего только не нанесло! Да не спрячешь души беспокойное шило. Так живи - не тужи, да тяни свою жилу, Туда, где пирог только с жару и с пылу, Где каждому, каждому станет светло...
В чистом поле - дожди косые. Эй, нищета - за душой ни копья! Я не знал, где я, где Россия И куда же я без нея? Только время знобит, колотит. Кто за всех, если дух - на двух? В третьей роте без крайней плоти Безымянный поет петух. Не умею ковать железо я - Ох, до носу мне черный дым! На второй мировой поэзии Признан годным и рядовым. В чистом поле - дожди косые, Да нет ни пропасти, ни коня. Я не знал, как любить Россию, А куда ж она без меня? И можно песенку прожить иначе, Можно ниточку оборвать. Только вырастет новый мальчик За меня, гада, воевать. Так слушай, как же нам всем не стыдно? Эй, ап - спасите ваши души! Знаешь, стыдно, когда не видно Что услышал ты то, что слушал. Стань живым - доживешь до смерти. Гляди в омут и верь судьбе - Как запискe в пустом конверте, Адресованной сам себе. Там, где ночь разотрет тревога, Там, где станет невмоготу - Вот туда тебе и дорога, Наверстаешь свою версту. В черных пятнах родимой злости Грех обиженным дуракам. А деньги - что ж, это те же гвозди, И так же тянутся к нашим рукам. Но я разгадан своей тетрадкой - Топором меня в рот рубите! Эх, вот так вот прижмет рогаткой - И любить или не любить! А тех, кто знает, жалеть не надо. А кровь - она ох, красна на миру! Пожалейте сестру, как брата - Я прошу вас, а то помру. А с любовью - да Бог с ней, с милой... Потому, как виновен я. Ты пойми - не скули, помилуй, Плачь по всем, плачь, аллилуя! На фронтах мировой поэзии Люди честные - все святы. Я не знал, где искать Россию, А Россия есть росс и ты. И я готов на любую дыбу. Подними меня, милая, ох! Я за все говорю - спасибо. Ох, спаси меня, спаси, Бог! В чистом поле - дожди косые. Да мне не нужно ни щита, ни копья. Я увидел тебя, Россия. А теперь посмотри, где я.
Нет времени, чтобы себя обмануть, И нет ничего, чтобы просто уснуть, И нет никого, кто способен нажать на курок. Моя голова - перекресток железных дорог. Есть целое небо, но нечем дышать. Здесь тесно, но я не пытаюсь бежать. Я прочно запутался в сетке ошибочных строк. Моя голова - перекресток железных дорог. Нарушены правила в нашей игре, И я повис на телефонном шнуре. - Смотрите, сегодня петля на плечах палача. Скажи мне - прощай, помолись и скорее кончай. Минута считалась за несколько лет, Но ты мне купила обратный билет. И вот уже ты мне приносишь заваренный чай. С него начинается мертвый сезон. Шесть твоих цифр помнит мой телефон, Хотя он давно помешался на длинных гудках. Нам нужно молчать, стиснув зубы до боли в висках. Фильтр сигареты испачкан в крови. Я еду по минному полю любви. Хочу каждый день умирать у тебя на руках. Мне нужно хоть раз умереть у тебя на руках. Любовь - это слово похоже на ложь. Пришитая к коже дешевая брошь. Прицепленный к жестким вагонам вагон-ресторан. И даже любовь не поможет сорвать стоп-кран. Любовь - режиссер с удивленным лицом, Снимающий фильмы с печальным концом, А нам все равно так хотелось смотреть на экран. Любовь - это мой заколдованный дом, И двое, что все еще спят там вдвоем. На улице Сакко-Ванцетти мой дом 22. Они еще спят, но они еще помнят слова. Их ловит безумный ночной телеграф. Любовь - это то, в чем я прав и неправ, И только любовь дает мне на это права. Любовь - как куранты отставших часов, И стойкая боязнь чужих адресов. Любовь - это солнце, которое видит закат. Любовь - это я, это твой неизвестный солдат. Любовь - это снег и глухая стена. Любовь - это несколько капель вина. Любовь - это поезд "Свердловск-Ленинград" и назад. Любовь - это поезд сюда и назад. Нет времени, чтобы себя обмануть. И нет ничего, чтобы просто уснуть. И нет никого, кто способен нажать на курок. Моя голова - перекресток железных дорог.
Если б не терпели - по сей день бы пели. А сидели тихо - разбудили Лихо. Вьюга продувает белые палаты. Головой кивает х.. из-под заплаты. Клевер да березы. Полевое племя. Север да морозы. Золотое стремя. Серебро и слезы в азиатской вазе. Потом - юродивые-князи нашей всепогодной грязи. Босиком гуляли по алмазной жиле. Многих постреляли. Прочих сторожили. Траурные ленты. Бархатные шторы. Брань, аплодисменты да сталинные шпоры. Корчились от боли без огня и хлеба. Вытоптали поле, засевая небо. Хоровод приказов. Петли на осинах. А поверх алмазов - зыбкая трясина. Позабыв откуда, скачем кто куда. Ставили на чудо - выпала беда. По оврагу рыщет бедовая шайка - Батька-топорище да мать моя нагайка. Ставили артелью - замело метелью. Водки на неделю, да на год похмелья. Штопали на теле. К ребрам пришивали. Ровно год потели да ровно час жевали. Пососали лапу - поскрипим лаптями. К свету - по этапу. К счастью - под плетями. Веселей, вагоны! Пляс да перезвоны. Кто услышит стоны краденой иконы ? Вдоль стены бетонной - ветерки степные. Мы тоске зеленой - племяши родные. Нищие гурманы. Лживые сироты. Да горе-атаманы из сопливой роты. Мертвякам припарки - как живым медали. Только и подарков - то, что не отняли. Нашим или вашим липкие стаканы? Вслед крестами машут сонные курганы.
Рука на плече. Печать на крыле. В казарме проблем - банный день. Промокла тетрадь. Я знаю, зачем иду по земле. Мне будет легко улетать. Без трех минут - бал восковых фигур. Без четверти - смерть. С семи драных шкур - шерсти клок. Как хочется жить? Не меньше, чем спеть. Свяжи мою нить в узелок. Холодный апрель. Горячие сны. И вирусы новых нот в крови. И каждая цель ближайшей войны Смеется и ждет любви. Наш лечащий врач согреет солнечный шприц. И иглы лучей опять найдут нашу кровь. Не надо, не плачь. Сиди и смотри, Как горлом идет любовь. Лови ее ртом. Стаканы тесны. Торпедный аккорд - до дна. Рекламный плакат последней весны Качает квадрат окна. Дырявый висок. Слепая орда. Пойми, никогда не поздно снимать броню. Целуя кусок трофейного льда Я молча иду к огню. Мы - выродки крыс. Мы - пасынки птиц. И каждый на треть - патрон. Лежи и смотри, как ядерный принц Несет свою плеть на трон. Не плачь, не жалей. Кого нам жалеть ? Ведь ты, как и я, сирота. Ну, что ты? Смелей! Нам нужно лететь! А ну от винта! Все от винта!
Ой-ёй-ёй, спроси меня, ясная звезда, Не скучно ли долбить толоконные лбы ? Я мету сор новых песен из старой избы. Отбивая поклоны, мне хочется встать на дыбы. Но там - только небо в кольчуге из синего льда. Ой-ей-ей, спроси меня, ясная звезда, Не скучно ли все время вычесывать блох ? Я молюсь, став коленями на горох. Меня слышит бог Никола-Лесная вода. Но сабля ручья спит в ножнах из синего льда. Каждому времени - свои ордена. Но дайте же каждому валенку свой фасон! Я сам знаю тысячу реальных потех, и я боюсь сна из тех, что на все времена. Звезда! Я люблю колокольный звон... С земли по воде сквозь огонь в небеса звон... Ой-й-й, спроси, звезда, да скоро ли сам усну, отлив себе шлем из синего льда ? Белым зерном меня кормила зима Там, где сойти с ума не сложней, чем порвать струну. Звезда! Зачем мы вошли сюда ? Мы пришли, чтобы разбить эти латы из синего льда. Мы пришли, чтобы раскрыть эти ножны из синего льда. Мы сгорим на экранах из синего льда. Мы украсим шлемы из синего льда. И мы станем скипетром из синего льда. Ой-ей-ей, спроси меня, ясная звезда. Ой-ей-ей, спаси меня, ясная звезда.
Пока пою, пока дышу, любви меняю кольца, Я на груди своей ношу три звонких колокольца. Они ведут меня вперед и ведают дорожку. Сработал их под Новый Год знакомый мастер Прошка. Пока дышу, пока пою и пачкаю бумагу Я слышу звон. На том стою. А там глядишь - и лягу. Бог даст - на том и лягу. К чему клоню? Да так, пустяк. Вошел и вышел случай. Я был в Сибири. Был в гостях. В одной веселой куче. Какие люди там живут! Как хорошо мне с ними! А он... Не помню, как зовут. Я был не с ним. С другими. А он мне - пей! - и жег вином. - Кури! - и мы курили. Потом на языке одном о разном говорили. Потом на языке родном о разном говорили. И он сказал: - Держу пари - похожи наши лица, Но все же, что ни говори, я - здесь, а ты - в столице. Он говорил, трещал по шву: мол, скучно жить в Сибири. Вот в Ленинград или в Москву... Он показал бы большинству И в том и в этом мире. - А здесь чего? Здесь только пьют. Мечи для них бисеры. Здесь даже бабы не дают. Сплошной духовный неуют Коты как кошки, серы. - Здесь нет седла, один хомут. Поговорить - да не с кем. Ты зря приехал. Не поймут. Не то, что там - на Невском. - Ну как тут станешь знаменит - Мечтал он сквозь отрыжку. Да что там у тебя звенит? - Какая мелочишка? Пока я все это терпел и не спускал ни слова, Он взял гитару и запел. Пел за Гребенщикова. Мне было жаль себя, Сибирь, гитару и Бориса. Тем более, что на Оби мороз всегда за тридцать. Потом окончил и сказал, что снег считает пылью. Я встал и песне подвязал оборванные крылья. И спел свою, сказав себе: - Держись! - играя кулаками. А он сосал из меня жизнь глазами-слизняками. Хвалил он: - Ловко врезал ты по ихней красной дате. И начал вкручивать болты про то, что я - предатель. Я сел, белее, чем снега. Я сразу онемел как мел. Мне было стыдно, что я пел. За то, что он так понял. Что смог дорисовать рога, что смог дорисовать рога Он на моей иконе. - Как трудно нам - тебе и мне - шептал он, Жить в такой стране и при социализме. Он истину топил в говне. За клизмой ставил клизму. Тяжелым запахом дыша, Меня кусала злая вша. Чужая тыловая вша. Стучало в сердце. Звон в ушах. - Да что там у тебя звенит? И я сказал: - Душа звенит. Обычная душа. - Ну ты даешь... Ну ты даешь! Чем ей звенеть? Ну ты даешь - Ведь там одна утроба. С тобой тут сам звенеть начнешь. И я сказал: - Попробуй! Ты не стесняйся. Оглянись. Такое наше дело. Проснись. Да хорошо встряхнись. Да так, чтоб зазвенело. Зачем живешь? Не сладко жить. И колбаса плохая. Да разве можно не любить? Вот эту бабу не любить, когда она такая! Да разве ж можно не любить? Да разве ж можно хаять? Не говорил ему за строй. Ведь сам я - не в строю. Да строй - не строй. Ты только строй. А не умеешь строить - пой. А не поешь - тогда не плюй. Я - не герой. Ты - не слепой. Возьми страну свою. Я первый раз сказал о том, мне было нелегко. Но я ловил открытым ртом родное молоко. И я припал к ее груди, я рвал зубами кольца. Была дорожка впереди. Звенели колокольца. Пока пою, пока дышу, дышу и душу не душу, В себе я многое глушу. Чего б не смыть плевка?! Но этого не выношу. И не стираю. И ношу. И у любви своей прошу хоть каплю молока.
В отдаленном совхозе "Победа" Был потрепанный старенький "ЗИЛ". А при нем был Степан Грибоедов, И на "ЗИЛе" он воду возил. Он справлялся с работой отлично. Был по обыкновению пьян. Словом, был человеком обычным Водовоз Грибоедов Степан. После бани он бегал на танцы. Так и щупал бы баб до сих пор, Но случился в деревне с сеансом Выдающийся гипнотизер. На заплеванной маленькой сцене Он буквально творил чудеса. Мужики выражали сомненье, И таращили бабы глаза. Он над темным народом смеялся. И тогда, чтоб проверить обман, Из последнего ряда поднялся Водовоз Грибоедов Степан. Он спокойно вошел на эстраду, И мгновенно он был поражен Гипнотическим опытным взглядом, Словно финским точеным ножом. И поплыли знакомые лица... И приснился невиданный сон - Видит он небо Аустерлица, Он не Степка, а Наполеон! Он увидел свои эскадроны. Он услышал раскаты стрельбы Он заметил чужие знамена В окуляре подзорной трубы. Но он легко оценил положенье И движением властной руки Дал приказ о начале сраженья И направил в атаку полки. Опаленный горячим азартом, Он лупил в полковой барабан. Был неистовым он Бонапартом, Водовоз Грибоедов Степан. Пели ядра, и в пламени битвы Доставалось своим и врагам. Он плевался словами молитвы Незнакомым французским богам. Вот и все. Бой окончен. Победа. Враг повержен. Гвардейцы, шабаш! Покачнулся Степан Грибоедов, И слетела минутная блажь. На заплеванной сцене райклуба Он стоял, как стоял до сих пор. А над ним скалил желтые зубы Выдающийся гипнотизер. Он домой возвратился под вечер И глушил самогон до утра. Всюду чудился запах картечи И повсюду кричали "Ура!" Спохватились о нем только в среду. Дверь сломали и в хату вошли. А на них водовоз Грибоедов, Улыбаясь, глядел из петли. Он смотрел голубыми глазами. Треуголка упала из рук. И на нем был залитый слезами Императорский серый сюртук.
С восемнадцати лет Он играл что попало Для крашеных женщин и пьяных мужчин. Он съедал в перерывах по паре холодных котлет. Музыкант полысел. Он утратил талант. Появилось немало морщин. Он любил тот момент, Когда выключат свет, И пора убирать инструмент. А после игры, Намотав на кулак электрические шнуры, Он вставал у окна. И знакомой халдей приносил ему рюмку вина. Он видел снег на траве. И безумный оркестр собирался в его голове. Возникал дирижер, Приносил лед-минор и горячее пламя-мажор. Он уходил через черный ход, Завернув килограмм колбасы В бумагу для нот. Он прощался со мной, Он садился в трамвай, Он, как водится, ехал домой. И из всех новостей Самой доброй была Только весть об отъезде детей. Он ложился к стене. Как всегда, Повернувшись спиной к бесполезной жене. И ночью он снова слышал Эту музыку ... И наутро жена начинала пилить его Ржавым скрипучим смычком. Называла его волчком И ловила дырявым семейным сачком. Он вставал у окна. Видел снег. Он мечтал о стакане вина. Было много причин Чтобы вечером снова удрать И играть Для накрашенных женщин И их безобразных мужчин. Он был дрянной музыкант. Но по ночам он слышал музыку... Он спивался у всех на глазах. Но по ночам он слышал музыку... Он мечтал отравить керосином жену. Но по ночам он слышал музыку...
Ночь плюет на стекло черным. Лето прошло. Черт с ним. Сны из сукна. Под суровой шинелью спит Северная страна. Но где ты, весна? Чем ты сейчас больна? Осень. Ягоды губ с ядом. Осень. Твой похотливый труп рядом. Все мои песни июня и августа Осенью сожжены. Она так ревнива в роли моей жены. Мокрый табак. Кашель. Небо как эмалированный бак с манной кашей. И по утрам прям надо мной Капает ржавый гной. Видно, Господь тоже шалил весной. Время бросать гнезда. Время менять звезды. Но листья, мечтая лететь рядом с птицами, Падают только вниз. В каждом дворе осень дает стриптиз. Кони мечтают о быстрых санях. Надоела телега. Поле - о чистых, простых простынях снега. Кто смажет нам раны И перебинтует нас? Кто нам наложит швы? Я знаю - зима в роли моей вдовы.
